ИСТОРИЯ 6
По пути к Борисоглебскому, 6
История эпистолярного романа двух поэтов в цитатах и стихах.
Цветаева:
Вскрыла жилы: неостановимо,
Невосстановимо хлещет жизнь.
Подставляйте миски и тарелки!
Всякая тарелка будет — мелкой,
Миска — плоской,
Через край — и мимо —
В землю чёрную, питать тростник.
Невозвратно, неостановимо,
Невосстановимо хлещет стих.
Крысолов:
Думаешь, умерла? Совсем не так. Поэт Марина Цветаева живет и здравствует. Она теперь о смерти не говорит. Вот как поразительно! Живая только о смерти и думала, а теперь — нет, говорит,
Красною кистью
Рябина зажглась.
Падали листья.
Я родилась.
Всё-таки душа поэта обречена (интонация умолчания) на вечную жизнь. Разве что страдать, мучиться перестаёт по окончании существования. А вот что без сомнения - сохраняется культурное наследие: мысли и высказывания творца принимаются людьми за самые очевидные истины. Чёрт, ну и странные же вы, смертные! Вам так нравится сотворять себе кумира..ума не приложу, к чему это.
Цветаева:
Русской ржи от меня поклон,
Ниве, где баба застится.
Друг! Дожди за моим окном,
Беды и блажи на́ сердце…
Ты, в погудке дождей и бед
То ж, что Гомер — в гекзаметре,
Дай мне руку — на весь тот свет!
Здесь — мои обе заняты.
Крысолов:
Я говорил уже. Она всю жизнь остро ощущала нехватку понимающего, чуткого слушателя, спутника, если угодно, родственной души. И в стихах нередко возвращалась к этому вопросу.
А ведь лирическая героиня того стихотворения обращается не к абстрактному образу. Адресат - Борис Пастернак. С 1922 года он стал её истинным другом, другом по переписке…
Пастернак:
Вот что писала мне Марина, когда только начиналось с ней наше общение:«Мой любимый вид общения — потусторонний: сон: видеть во сне.
А второе — переписка. Письмо, как некий вид потусторон- него общения, менее совершенное, нежели сон, но законы те же.» Не скрою: переписываться с Мариной поначалу было нелегко, неловко как-то..но с каким же интересом относился тогда к её удивительной, творческой и сильной личности. И насколько тёплой и тесной была связь между нами, людьми, которые на протяжении десятка лет не имели возможности увидеться воочию.
А началось-то всё с чего? Первое письмо для Марины я написал после прочтения «Вёрст». Не прокомментировать этот сборник не позволила мне собственная совесть..восторг..дрожь в голосе..рыданье…
Пастернак:
«Дорогая Марина Ивановна!
Насколько чистым наслажденьем было для меня написать
тогда Вам из Москвы о Вас одной по собственному побужде- нью»
Цветаева:
«Пастернак!
Вы первый поэт, которого я — за жизнь — вижу. Вы пер- вый поэт, в чей завтрашний день я верю, как в свой.»
Пастернак:
«Как рассказать мне ей то, что нас с Вами связало, когда даже и Вам мне этого не выразить, ибо единственным выраженьем этого будет ближайшая наша жизнь в ее труде, в ее сосредоточенной тишине и в той силе, которую я един- ственно силою-то и почитаю и которая предшествует разме- рам и их творит и зарождает»
Цветаева:
«Я терпелива, и свидания буду ждать, как смерти. / Я в Вас знаю только Вашу душу.»Не живя с Вами, я всю жизнь буду жить не с теми, но мне не важно с кем: кем. Живя Вами, я всю жизнь буду жить — ТЕМ!»
Пастернак:
«Так странно Вам писать!»
Пастернак:
Метель лепила на стекле
Кружки и стрелы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
На озаренный потолок
Ложились тени,
Скрещенья рук, скрещенья ног,
Судьбы скрещенья.
Цветаева:
Рас-стояние: версты, мили…
Нас рас — ставили, рас — садили,
Чтобы тихо себя вели
По двум разным концам земли.
Рас-стояние: версты, дали…
Нас расклеили, распаяли,
В две руки развели, распяв,
И не знали, что это — сплав
Вдохновений и сухожилий…
Не рассорили — рассорили,
Расслоили…
Стена да ров.
Пастернак:
«Ты вправе, вывернув карман,
Сказать: ищите, ройтесь, шарьте.
Мне все равно, чем сыр туман.
Любая быль как утро в марте.»
Цветаева:
Вереницею певчих свай,
Подпирающих Эмпиреи,
Посылаю тебе свой пай
Праха дольнего.
По аллее
Вздохов — проволокой к столбу —
Телеграфное: лю—ю—блю...
Умоляю... (печатный бланк
Не вместит! Проводами проще!)
Это — сваи, на них Атлант
Опустил скаковую площадь
Небожителей...
Вдоль свай
Телеграфное: про—о—щай...
Слышишь? Это последний срыв
Глотки сорванной: про—о—стите...
Это — снасти над морем нив,
Атлантический путь тихий:
Выше, выше — и сли—лись
В Ариаднино: ве—ер—нись,
Обернись!.. Даровых больниц
Заунывное: не́ выйду!
Это — про́водами стальных
Проводов — голоса Аида
Удаляющиеся... Даль
Заклинающее: жа—аль...
Пожалейте! (В сем хоре — сей
Различаешь?) В предсмертном крике
Упирающихся страстей —
Дуновение Эвридики:
Через насыпи — и — рвы
Эвридикино: у—у—вы,
Не у—
Вскрыла жилы: неостановимо,
Невосстановимо хлещет жизнь.
Подставляйте миски и тарелки!
Всякая тарелка будет — мелкой,
Миска — плоской,
Через край — и мимо —
В землю чёрную, питать тростник.
Невозвратно, неостановимо,
Невосстановимо хлещет стих.
Крысолов:
Думаешь, умерла? Совсем не так. Поэт Марина Цветаева живет и здравствует. Она теперь о смерти не говорит. Вот как поразительно! Живая только о смерти и думала, а теперь — нет, говорит,
Красною кистью
Рябина зажглась.
Падали листья.
Я родилась.
Всё-таки душа поэта обречена (интонация умолчания) на вечную жизнь. Разве что страдать, мучиться перестаёт по окончании существования. А вот что без сомнения - сохраняется культурное наследие: мысли и высказывания творца принимаются людьми за самые очевидные истины. Чёрт, ну и странные же вы, смертные! Вам так нравится сотворять себе кумира..ума не приложу, к чему это.
Цветаева:
Русской ржи от меня поклон,
Ниве, где баба застится.
Друг! Дожди за моим окном,
Беды и блажи на́ сердце…
Ты, в погудке дождей и бед
То ж, что Гомер — в гекзаметре,
Дай мне руку — на весь тот свет!
Здесь — мои обе заняты.
Крысолов:
Я говорил уже. Она всю жизнь остро ощущала нехватку понимающего, чуткого слушателя, спутника, если угодно, родственной души. И в стихах нередко возвращалась к этому вопросу.
А ведь лирическая героиня того стихотворения обращается не к абстрактному образу. Адресат - Борис Пастернак. С 1922 года он стал её истинным другом, другом по переписке…
Пастернак:
Вот что писала мне Марина, когда только начиналось с ней наше общение:«Мой любимый вид общения — потусторонний: сон: видеть во сне.
А второе — переписка. Письмо, как некий вид потусторон- него общения, менее совершенное, нежели сон, но законы те же.» Не скрою: переписываться с Мариной поначалу было нелегко, неловко как-то..но с каким же интересом относился тогда к её удивительной, творческой и сильной личности. И насколько тёплой и тесной была связь между нами, людьми, которые на протяжении десятка лет не имели возможности увидеться воочию.
А началось-то всё с чего? Первое письмо для Марины я написал после прочтения «Вёрст». Не прокомментировать этот сборник не позволила мне собственная совесть..восторг..дрожь в голосе..рыданье…
Пастернак:
«Дорогая Марина Ивановна!
Насколько чистым наслажденьем было для меня написать
тогда Вам из Москвы о Вас одной по собственному побужде- нью»
Цветаева:
«Пастернак!
Вы первый поэт, которого я — за жизнь — вижу. Вы пер- вый поэт, в чей завтрашний день я верю, как в свой.»
Пастернак:
«Как рассказать мне ей то, что нас с Вами связало, когда даже и Вам мне этого не выразить, ибо единственным выраженьем этого будет ближайшая наша жизнь в ее труде, в ее сосредоточенной тишине и в той силе, которую я един- ственно силою-то и почитаю и которая предшествует разме- рам и их творит и зарождает»
Цветаева:
«Я терпелива, и свидания буду ждать, как смерти. / Я в Вас знаю только Вашу душу.»Не живя с Вами, я всю жизнь буду жить не с теми, но мне не важно с кем: кем. Живя Вами, я всю жизнь буду жить — ТЕМ!»
Пастернак:
«Так странно Вам писать!»
Пастернак:
Метель лепила на стекле
Кружки и стрелы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
На озаренный потолок
Ложились тени,
Скрещенья рук, скрещенья ног,
Судьбы скрещенья.
Цветаева:
Рас-стояние: версты, мили…
Нас рас — ставили, рас — садили,
Чтобы тихо себя вели
По двум разным концам земли.
Рас-стояние: версты, дали…
Нас расклеили, распаяли,
В две руки развели, распяв,
И не знали, что это — сплав
Вдохновений и сухожилий…
Не рассорили — рассорили,
Расслоили…
Стена да ров.
Пастернак:
«Ты вправе, вывернув карман,
Сказать: ищите, ройтесь, шарьте.
Мне все равно, чем сыр туман.
Любая быль как утро в марте.»
Цветаева:
Вереницею певчих свай,
Подпирающих Эмпиреи,
Посылаю тебе свой пай
Праха дольнего.
По аллее
Вздохов — проволокой к столбу —
Телеграфное: лю—ю—блю...
Умоляю... (печатный бланк
Не вместит! Проводами проще!)
Это — сваи, на них Атлант
Опустил скаковую площадь
Небожителей...
Вдоль свай
Телеграфное: про—о—щай...
Слышишь? Это последний срыв
Глотки сорванной: про—о—стите...
Это — снасти над морем нив,
Атлантический путь тихий:
Выше, выше — и сли—лись
В Ариаднино: ве—ер—нись,
Обернись!.. Даровых больниц
Заунывное: не́ выйду!
Это — про́водами стальных
Проводов — голоса Аида
Удаляющиеся... Даль
Заклинающее: жа—аль...
Пожалейте! (В сем хоре — сей
Различаешь?) В предсмертном крике
Упирающихся страстей —
Дуновение Эвридики:
Через насыпи — и — рвы
Эвридикино: у—у—вы,
Не у—
Переписка Цветаевой и Пастернака. Сначала - тексты читаются по очереди и внятно, а к финалу начинают звучать одновременно и сливаются в один протяжный гул. Вот так выглядят ремарки!
Пастернак:
Дорогая Марина Ивановна!
Насколько чистым наслажденьем было для меня написать тогда Вам из Москвы о Вас одной по собственному побужденью.
Дорогая Марина Ивановна!
Насколько чистым наслажденьем было для меня написать тогда Вам из Москвы о Вас одной по собственному побужденью.
Можно вставить фото. Желательно - из нашего бэкстейджа
Фото: Анастасия Труханова
Фото: Анастасия Труханова
Пастернак:
Вот что писала мне Марина, когда только начиналось с ней наше общение:
Цветаева: ...Мой любимый вид общения — потусторонний: сон: видеть во сне.
А второе — переписка. Письмо, как некий вид потустороннего общения, менее совершенное, нежели сон, но законы те же.
Пастернак:
Дорогая Марина Ивановна!
Насколько чистым наслажденьем было для меня написать тогда Вам из Москвы о Вас одной по собственному побужденью.
Вот что писала мне Марина, когда только начиналось с ней наше общение:
Цветаева: ...Мой любимый вид общения — потусторонний: сон: видеть во сне.
А второе — переписка. Письмо, как некий вид потустороннего общения, менее совершенное, нежели сон, но законы те же.
Пастернак:
Дорогая Марина Ивановна!
Насколько чистым наслажденьем было для меня написать тогда Вам из Москвы о Вас одной по собственному побужденью.
© 2022 Ассоциация победителей олимпиад | Анастасия Сумеди @artstorylab. Все права защищены