Цветаева:

Москва! Какой огромный

Странноприимный дом!

Всяк на Руси — бездомный.

Мы все к тебе придем.

Цветаева:
Древняя тщета течет по жилам,
Древняя мечта: уехать с милым! К Нилу!
(Не на грудь хотим, а в грудь!)
К Нилу — иль еще куда-нибудь
Дальше! За предельные пределы
Станций! Понимаешь, что из тела
Вон — хочу! (В час тупящихся вежд
Разве выступаем — из одежд?)
…За потустороннюю границу:
К Стиксу!

Ася Цветаева:
Письма, письма, письма. Berlin, Czech, Paris. Ах, Мариночка, за что же нас, родная, разлучила судьба? Сколько домов, сколько лесов прятало и оберегало твой сон. Сколько, боже мой, городов повидал твой поникнувший взор? Елабуга была и Болшево, в котором ты впервые, кажется, увидела столь чудную сосну и прожила последние пять месяцев в кругу семьи и дачных домиков. Но мы с тобой, Марина помним дом, который стал нас не стенами и не крепостью, он стал для нас семьёй и светом в нашей страшной жизни. Наш дом в Тарусе.

Цветаева:
Накрапывает колокольный дождь.
Бредут слепцы калужскою дорогой, –

Калужской – песенной – прекрасной, и она
Смывает и смывает имена
Смиренных странников, во тьме поющих Бога.

И думаю: когда-нибудь и я,
Устав от вас, враги, от вас, друзья,
И от уступчивости речи русской, –

Одену крест серебряный на грудь,
Перекрещусь — и тихо тронусь в путь
По старой по дороге по калужской.

Цветаева-ребенок:
Нам хорошо. Пока еще в постели все старшие, и воздух летний свеж…

Ася-ребенок: Марина… Ты же обещала.

Цветаева-ребенок:
Прости, но я не могу больше спать.

Ася-ребенок: Снова пойдешь в Долину грёз?

Цветаева-ребенок: Именно, вернусь к ужину, с собой возьму яблоки и калач.

Крысолов: Сно-о-о-о-си!

Крысолов:
Того дома, Мариночка, больше нет…

Плиты надгробные шепчут – вздремни.
Взгляд твой пытливый бьётся об камни,
Словно травою поросшей в груди,
Тело вжимают в могильные ямы.

Мальчик, Мурлыга, ты, мой дорогой,
Сможешь простить свою бедную мать?
В жизни бывает порой нелегко,
Впрочем... тебе ли не знать.

В дреме своей не счастья искала.
Душу, как парус, штормами рвало.
Друг мой, я знаю, что я – ошибалась.
Жизнь и судьба давили назло.

Ныне пора – я последней дороги
Вижу мерцающий блещущий свет.
Время пришло – открыты чертоги.
Жизнь – пред глазами – сказочный бред.

Крысолов:
Слышишь шум? Ужасная кло-а-ка. Новый Арбат! Знаешь, как это место называлось раньше? Собачий переулок! Ха-ха! Самое верное ему имя! Цербер там жил. А нынче… Сократили - и в будку. Не по-людски вышло, конечно, да ведь так нам с тобой пройти можно. Раньше люди на многое шли, чтобы его миновать. Самая красивая песня Орфея не на земле, а здесь, чтобы к Эвридике найти дорогу из Тартара. А я же… сыграю для тебя свою мелодию… Пойдем же. В ту темную арку и к Новому Арбату. В подземный спуск. Скорее!

Ася Цветаева:
Нет, неправда,
Не была таковой,
Девушка, родившаяся
Под золотою листвой.

Ни мира,
Ни зла,
В наш мир
Не несла.

Она лишь кричала:
«Мне дочек верните!
И мужа с собой
Готова забрать я
На вечный покой!»

Но шли месяца,
Забыла она:
Кто муж ей,
Кто сын,
Кто друг,
Кто сестра.
Наша Марина
Сходила с ума...

Прозвав себя поэтом,
Роковым и жарким летом
Дитя, отвергнутое светом,
Перевязала Чемоданы
Крепкой лентой.